11 февраля 2016 года

Игра в классики

В обойме режиссеров, приглашаемых Русским драматическим театром на постановки, новое имя. Над спектаклем по пьесе Островского «Без вины виноватые» работает Станислав Анатольевич Васильев. Пьеса о театре, у театра имени Станиславского юбилей - всё символично. А режиссер такой, что хочется назвать его «Станиславский Анатольевич».

 

При этом Васильев вовсе не фанат самой, пожалуй, известной русской театральной системы. Он считает, что ключик: «Я в предлагаемых обстоятельствах» не универсальный - Чехов не всегда им открывается, Брехт тем более. Но работает он так, что актеры остаются на репетиции и по истечении рабочего времени, приходят отточить роль в выходной. 


Станислав Анатольевич родился в Чувашии, окончил ГИТИС, служил главным режиссером театра в Чебоксарах, теперь - свободный художник, ставит по всей России. В Казахстане впервые, к нам - прямо из Республики Саха. Предпочитает классику.
- Станислав Анатольевич, почему классика?
- Современные пьесы, конечно, тоже можно ставить, но мне интереснее разбираться в классике. Классика мне кажется намного современнее, чем современные драматурги. Они говорят о сегодняшнем дне, который завтра, когда поставили пьесу, может оказаться уже несовременным.
- Что ж, это разумно. Не расходовать силы на то, что может оказаться шелухой…
- И я сам немножко подтягиваюсь до этого уровня, учусь, и актерам это полезно. 
- А как с костюмами той эпохи, и, главное, с текстом?
- Здесь мы можем вмешиваться только сокращением. В «Без вины виноватые» убрали первый акт, по сути это длинный пролог. Тем более что потом Кручинина подробно рассказывает всю свою историю.


Островский выдерживает строгие классические каноны - интермедия, завязка, развитие, кульминация. И мы решили следовать классическому правилу единства времени, места и действия - всё происходит в один день, в театре. Точнее, за кулисами. Параллельно на невидимой зрителю сцене идет некий спектакль, в котором задействованы все герои-актеры. Они выбегают, мгновенно входя в образ, возвращаются, запыхавшись, слышен оркестр. Идет какая-то мистерия про ангелов и бесов, и поскольку костюмы театральные, их одеяния вполне подходят и той эпохе, и нынешней. 
И вообще всё это могло случиться и сто лет назад, и сейчас в какой-то мере. По пьесе мы видим, что человек не меняется. Прекрасное его не меняет, а, может быть, со временем он становится хуже, деградирует. Островский рассматривает человека в разных жизненных ситуациях. Как человек проходит испытания? Актеры играют своей жизнью и судьбой, а потом играет судьба.


- Нельзя заигрываться?
- В какой-то момент мы понимаем, что заигрались и остановиться не можем, а судьба все дальше продвигает нашу интригу, где от нас уже ничего не зависит. Наступает момент выбора. Можно умереть, можно сойти с ума или судьба вознаградит - за терпение, за игру, за наше лицедейство бесконечное... Или накажет.
Мы все думаем, что будет в финале. Всю жизнь играем, и здесь я с вами играю... Вопрос: а что дальше? Что это за путь, который мы выбрали, путь служения театру? Мы работаем, мы хотим через театральное искусство что-то сказать, мы несем этот крест служения театру - что дальше? Правильно ли это? Думаю, не надо вкладывать в театр слишком много пафоса и относиться к служению очень уж серьезно. Без трепа и содрогания лучше. Иначе выходит глупо.


- Предпочитаете иронию?
- Да, ведь ирония связана с интеллектом. Иронизировать могут не все актеры. Понять тонкую иронию, а потом подыграть - дано не всем.
- А мне кажется, мы разучились говорить серьезно даже о самых святых вещах, и это их принижает...
- А мне кажется, что сейчас время стёба. Ирония тоньше, она проявляет отношение человека к теме. Ирония всё-таки связана с любовью и начинается с самоиронии: я люблю себя такого, какой есть, но знаю свои недостатки.
Островский тоже иронизирует. В любой его пьесе интрига происходит в узком семейном кругу. Все всё знают и при этом все молчат. И не просто молчат, а подначивают, смотрят в глаза и улыбаются, и выжидают, как ты себя поведешь? А ну-ка? Сумеешь выдержать?
В «Без вины...» есть люди театра, а есть театралы. И если актеры это дети, Станиславский говорил, «сукины дети», то меценаты театра - это клоуны. Человек, который приходит в театр, уже немного артист. Он делает театральные жесты, говорит, как со сцены, пудрится, фабрит усы. Знает, как вести себя, как «играть» с народным, заслуженным, простым артистом. Это тоже маска, это и лицедейство, и лицемерие, две крайности, но где одна переходит в другую? Эти вопросы меня волнуют, думаю, и артистам будет интересно играть.
- Когда руководство нашего театра искало режиссера на постановку, в Союзе театральных деятелей России о вас дали самые лестные отзывы.

Подчеркнув, что вы работаете с актерами как мастер.

- Я каждый раз прихожу и мучаю артистов.

- И они с удовольствием мучаются.

- Актерам нужна логика - оправдать свое существование, всё обыграть. А оправдывать не надо. Театр не всегда логичен, а в жизни бывает, как в театре. 


Есть стереотип, что актер прячется за маской. Нет, сегодня артист не прячется, он - персона. Есть, к примеру, персонаж Брехта, есть персона со своим достоинством и отношением к тексту пьесы. Но что Чехов, что Брехт - они говорят о человеке. И Островский также изучает человека - как он проходит свой путь и как дойдет до финала. В кульминации останется только человек. Персонаж исчезает, остается персона, личность.

 

Автор: Ольга Моос

1 389

Полезные ресурсы